Тётушка из деревни

13 марта 2008, 21:09
автор: Елена Челнокова
рубрики: Истории, рассказы, повести

Нельзя сказать, что все в доме готовились к встрече, но каждый думал о ней по-своему. Много воды утекло с тех пор, как она приезжала в Таллинн в последний раз. Маришка была тогда подростком-максималистом, ее мать — преуспевающей бизес-леди, отец ходил в море. В общем, жили тогда своей, периодически размеренной жизнью, и думали о Дуняше только при случае, когда она вдруг объявлялась в письмах или по телефону. Да и когда? Там, в провинциальном российском городке, где жила Дуняша, который иначе, как деревней назвать было нельзя, жизнь текла вязко, тягуче и непонятно. Да и Маришка особенно не углублялась в то, что есть на свете где-то Дуняша, ничем не примечательная провинциальная тетушка, которую можно любить такой, как она есть, со всеми ее заморочками, о которых и говорить-то можно было только со смехом и снисходительностью. И Маришка любила ее, любила искренне и не задумываясь о том, как вообще она живет, эта милая деревенская Дуняша.

От матери она знала, что Дуня не отличалась особой рассудительностью и ничем выдающимся не блистала, корме, разве что, постоянных жизненных проблем, из которых тетушка не могла выбраться по жизни. Мало кто в доме принимал Дуняшу всерьез. Она была для них, скорее блаженной, эдаким чудом природы, малым ребенком с недоразвитым умом и вечными причудами. И блаженство это в глазах Маришкиной семьи было сродни сумасшествию. А что спросишь с такого человека? Да ничего. Такого можно просто любить, особенно не вдаваясь в подробности. Такой должно быть достаточно того, что ее любят и рады видеть у себя в гостях. Отец относился к Дуняше уважительно, но также предпочитал особенно не углубляться в ее жизнь. Оно и понятно — у каждого своих забот полон рот. Ведь жить в большом городе — не то, что в провинции. Тем более, что Эстония — это уже запад. И здесь жизненный уклад отличается от российского, и уж куда как, от уклада глухого провинциального городка.

Знала Маришка, что Дуняша писала стихи, неплохо рисовала и пела. И некоторые из тетушкиных виршей ей даже нравились. Знала и то, что пришлось Дуняше тяжело в жизни, но знала она и другое: все тяжести Дуняшиной жизни были из-за ее сумасшествия, а, следовательно, она сама же и была в них виновата. Маришка не считала Дуняшу взрослой, хотя разница в возрасте у них была довольно приличной. Тетка была ей, скорее сестрой, старшей чудаковатой сестрицей, которую хорошо было любить на расстоянии. К тому же приятно осознавать, что ты можешь любить кого-то просто так, просто за то, что он есть на свете, а не за какие-то его выдающие достоинства, более того, любить убогого и блаженного, которого и любить то, в общем-то, нельзя. А она, Маришка, любила!

История их отношений с Дуняшей было также проста, как и сама тетушка. В тот, последний ее приезд, Маришка была озабочена своими проблемами: она заканчивала школу, ей предстояло сделать два самых ответственных в жизни выбора. Выбрать вуз, в который она пойдет дальше учиться и молодого человека, за которого она выйдет замуж. Она, конечно, радовалась приезду Дуняши и ее маленького сынишки, но свои дела и заботы не позволили ей особенно углубиться в теткины проблемы, которых у нее было, как всегда, хоть отбавляй. Тем более что на этот счет существовала мама. Большая часть нагрузки Дуняшиного присутствия ложилась, конечно же, на нее. Тогда они теткой практически не вылезали из кухни, где плакали, разговаривали, курили и пили кофе. Изредка выползали в город. Дуня отчаянно любила море — эту грязную свалку с мазутными пятнами и разным хламом, плавающим возле берега. Маришка и здесь, недоумевая, как можно любить эту помойку, списывала все на Дуняшину провинциальность и слабость ума, а потому принимала эту причуду с улыбкой и снисходительностью. А впрочем, Маришкина мать, а значит и сестра Дуняши, относилась к ней точно также. Но там примешивались еще сложные отношения с бабушкой, которых Маришка так и смогла до конца понять, да и, если честно, не стремилась к этому — ее это не касалось, и, слава богу. Бабушке выпала тяжелая доля выносить вместе с Дуняшей все ее причуды и странности. Сначала Дуняша выскочила замуж, едва ей исполнилось 18 лет, причем странно как-то вышла замуж, тайком от родителей жениха. И, поскольку эти самые родители были людьми состоятельными, то Дуняшу там никто не воспринимал, как человека, что, в общем-то, и понятно, беря в расчет ее странность. Нет бы ей радоваться, да и жить себе счастливо и спокойно (кому она нужна была такая убогая?), так нет, вздумала Дуняша искать себе приключений. Родив одного ребенка, собралась уйти от мужа потому что, видите ли, полюбила она по-настоящему, а в первый раз ошиблась. Много крови «попила» она у бабушки своим сумасшествием. Улаживать все эти передряги пришлось бабушке. Мама тогда не могла приехать на родину из-за работы. Кое-как утряслось и вроде, пошло на лад, так нет, Дуняша, родив еще одного ребенка, снова начала сходить с ума. Живя в трехкомнатной квартире, с мужем, который только что на руках ее не носил из-за того, что тяжеловата была Дуняша для этой процедуры, имея машину и все, что только не пожелаешь, блаженная тетушка снова съехала с катушек — сначала бросила хорошую и денежную работу, а потом и вовсе разошлась с мужем, оставшись одна с двумя детьми. Маришка тогда слышала что-то о том, что муж начал гулять от Дуняши (и немудрено!), а тетка одобряла эти его прогулки и даже предлагала жить им всем вместе, втроем. Ну, разве не больная на всю голову? А? Бабушка тогда разыскала деньги и отправила Дуняшу в Таллинн к отцу Владимиру, светлая ему память, на вразумление. А тот почему-то, выслушав Дуняшу и проплакав вместе с ней всю исповедь, дал ей благословение на развод, чего никак не ожидали ни Маришкина мать, ни бабушка. Вот тогда-то и видела Маришка Дуню в последний раз. Но все это Маришка помнила плохо, а вот что хорошо запомнилось ей тогда, это Дуняшина провинциальность. Ей было немного стыдно ходить с ней по городу. Но, слава богу, гостила она у них всего лишь неделю, да и выбирались в город они очень редко: в церковь, да к морю, возле которого Дуняша все время плакала.

Знала Маришка, что Дуняша работала какое-то время в районной газете и недоумевала по поводу того, как может Дуняша при всей своей странности писать что-то вразумительное. Но, деревня она на то и деревня, что там возможны всякие казусы. Затем, как гром среди ясного неба свалилось на них известие о том, что вышла Дуняша второй раз замуж за человека, гораздо моложе нее. По словам матери, он не был никогда женат и работал вместе с Дуняшей одно время в деревенском доме пионеров. Этого вот уж точно от нее не ожидал никто, и, поскольку Дуняша была немного странной, то все сочли, что и парень этот — чудак-человек, раз женился на дурочке с прицепом из двух детей. Короче, ничего путного от этого брака никто в их семье не ждал. Бабушку, которая лелеяла надежду на то, что Дуняша одумается и вернется к порядочному мужу, это замужество дочери подкосило не на шутку. Она жаловалась Маришиной матери на Дуняшу и ничего не могла поделать со своей непутевой младшей дочерью. В последний раз бабушка приехала в Таллинн незадолго до своей смерти и очень переживала по поводу Дуняшиной судьбы. Потом до Маришки краем уха доходили разговоры о том, что Дуняше пришлось разменять трехкомнатную квартиру — бывший муж вынудил ее сделать это, и поселиться в однокомнатной малометражке на пятом этаже с протекающей крышей, что были у нее какие-то конфликты со старшим сыном. Затем умерла бабушка, и мама ездила в деревню перед ее смертью, оформляла наследство и делала за неразумную Дуняшу все необходимые для этого документальные и денежные приготовления. Затем что-то произошло между сестрами, и Дуняша пропала из их поля видимости примерно на год, но родственники регулярно докладывали Маришиной матери о том, что блаженная Дуняша стала отличаться еще и буйным характером, и что скоро, по всей видимости, ее бросит и этот ее новый муж. Затем Дуняша объявилась снова, но то, что с ней тогда происходило, мало волновало и Маришку и всю ее семью, потому как она тогда решала свои собственные проблемы, будучи уже матерью двоих детишек. Мелькнуло тогда у Маришки одна мысль о том, что все, что с ней происходит — в наказанье за то, что она осуждала Дуняшу за ее неразумность в отношениях с мужем, но долго эта мысль в ее голове не задержалась — не до того было. Надо было искать, как выйти из довольно неприятной ситуации самой. Ценой великих усилий Маришке тогда удалось сохранить свою собственную семью. Она многое поняла о себе самой, о своем отношении к людям, многое изменила, стала по-другому смотреть на вещи. И вот тогда-то и появилась снова Дуняша в ее жизни.

Дуняша с мужем переехали в Москву, что было само по себе очень странным и удивительным. Незадолго до этого Маришкина мать получила посылочку с кассетами детских песен, написанных Дуняшиным мужем на ее слова. Послушав песни, Маришка снова была удивлена: «Неужели это наша ненормальная Дуняша? Да, в общем-то, ничего особенного. Так каждый сможет...» И отложила кассеты на полку. Конечно, приятно было похвастаться тем, что твоя собственная тетушка с мужем пишут детские песенки и выпускают кассеты, но сам по себе этот факт существовал отдельно от Дуняши, как собственная заслуга Маришки и ее семьи. И Маришка даже не отдавала себе в этом отчет. Затем у них завязалась с Дуняшей переписка. Дуняша работала в московском журнале литературным редактором, и Маришка с удивлением обнаружила, что тетушка может писать письма, которые были созвучны по мироощущениям ей самой. Но снова, это было как-то отдельно от самой Дуняши. Маришка по-прежнему горячо любила тетку, но никак не могла отделаться от ощущения того, что что-то где-то не так. В ее памяти жил образ блаженной деревенской тетушки, который совершенно не вязался теперь с их общением.

Все встало на места, когда в письмах Дуняши стали попадаться фразы о том, что она — великий писатель, который никак не может реализовать себя из-за банальных жизненных причин. Вот она, настоящая Дуня. И ничего в ней не изменилось. Наверное, только усугубилось со временем. Теперь у нее мания величия, которой, если разобраться, она и страдала с самого начала. Получив от Дуняши ее первую книгу, Маришка скептически прочитала несколько рассказов и отбросила с укрепившемся мнением о том, что права целиком и полностью: Дуняша осталась прежней провинциальной блаженной. Врезались в память последние события из их переписки. Дуняша предложила писать им совместно роман и выслала начало своей новой книги, предложив Маришке написать продолжение. Прочитав начало, Маришке тут же стало скучно. Чушь о наивной двадцатилетней девчонке, сбежавшей в неизвестность с парнем, похожим на Тома Круза и имевшим к тому же тупую кличку Лапоть не только не стоило писать, но уж читать такое Маришка уж точно бы не стала! Но разве она хуже неразумной Дуняши?! Попробовать надо, но так, чтобы из этого банального сюжета получилось что-то стоящее, что-то, что действительно было бы интересно читать. И она круто завернула сюжет в совершенно ином направлении. Дуняша обиделась, и перестала Маришке писать. Хотя и предупредила, что все, мол, в порядке, мне просто нужно подумать о своей жизни. «Больно надо!» — подумала тогда Маришка, уважая, все-таки стремление тетки покопаться в самой себе, и перестала писать тоже.

Именно это, последнее воспоминание и заставляло теперь Маришку волноваться накануне приезда Дуняши в Таллинн. Тетушка тогда написала, что возвращается в деревню, что муж ее ушел от нее к молоденькой девушке, и потом совсем перестала писать. Маришка и вся ее семья с сочувствием отнеслись к Дуняше и искренне ее пожалели, переживая, однако, за то, как ей удастся справиться с постигшим ее несчастьем. Но, как говориться, надо же ей когда-нибудь научиться правильно жить. И Дуняша справилась. Она устроилась на работу в школу — преподавала черчение и изобразительное искусство, и, по всей видимости, забыла о своих мыслях, о том, что она — великий писатель современности. Дети ее благополучно учились и работали, и вот теперь она приезжает навестить сестру и племянницу. Как разговаривать с ней, Маришка не знала. Одно было совершенно определенно: нельзя даже упоминать о литературе, чтобы не дай бог не сделать Дуняше больно. Она же любит ее и не хочет, чтобы милая тетушка страдала. Хотя, ей очень хотелось поговорить с Дуняшей о новом своем открытии. Поговорить так, как она делала это когда-то в письмах. Недавно подружка притащила ей книжку Сары Блюменталь, российской еврейки, написавшей несколько маленьких книг в духе Коэльо и Баха. Эти книжки стали для нее новым откровением, и она носилась с ними, как в свое время с книгами всех ее любимых авторов. Маришка была уверена, что Дуняше эти книги понравились бы, и даже открыли бы для нее что-то, что помогло бы ей жить хорошо и счастливо, но... как сказать ей о них, не разбередив раны в душе? «Не буду думать! — Решила Маришка, — выдастся случай — скажу. Нет, так и не буду ничего говорить» Последняя книга Сары выдвигалась на Буккеровскую премию, и Маришка очень хотела, чтобы любимая писательница ее получила.

Встреча на вокзале была немного сдержанной. Дуняша была все такой же доброй и мягкой провинциалкой. Вот уж, действительно, если ты родился в деревне, то там тебе и жить. Там твое истинное место. А всякие потуги перепрыгнуть свой предел ни к чему хорошему не приводят. Все были смущены, и каждый старался вести себя по-родственному тепло, но искренности, все-таки не хватало. Дуняша сразу вцепилась в Маришкиных детей и не отпускала их от себя ни на секунду в течение всего первого дня ее приезда. Разговоров о жизни не получилось. У всех было все хорошо, и говорить было не о чем. Первым делом Дуняшу по традиции отвезли к морю, где она, на удивление, не проронила ни одной слезинки. Затем они всей семьей погуляли по старому городу, и Дуня долго смотрела на море с Вышгорода. Трогательное возложение цветов к Русалке вызвало у Маришки улыбку. Дуняша осталась прежней, хвала небесам! А вечером, у Маришки дома Дуне попалась на глаза последняя книга Сары Блюменталь, и она спокойно сказала: «Ты читаешь эту гадость? Зачем? А, впрочем, на вкус и цвет товарищей нет» и положила книгу на место, не сказав больше за вечер ни единого слова. Мама отвела Маришку на кухню и долго вычитывала ей о том, что надо было спрятать, что неизвестно, что теперь будет с Дуняшей, и Маришка сначала возмутилась, а потом вспомнила свое же решение относительно книг, и согласилась с матерью.

Это был необычный визит провинциальной тетушки. То ли время действительно изменило ее, то ли они все изменились, но не было больше разговоров на кухне под кофе и сигареты, не было обычных родственных сплетен, не было ничего. Была тихая и задумчивая Дуняша, оживавшая только в обществе Маришкиных детей, были недоумевающие взрослые и бесконечные прогулки по городу, от которых у всех уже болели ноги и кружилась голова. Дуняша, казалось, вбирала в себя все, что видела, слышала, обоняла, стараясь запомнить все, что ей было когда-то дорого для того, чтобы было чем жить дальше. И все понимали ее, но уже тяготились ее присутствием и считали дни до ее отъезда.

Прощание было тягостным и молчаливым. Дуняша сказала, что любит всех и хотела бы, чтобы и они приехали к ней в деревню как-нибудь, как позволят дела, что она не надеется на это, но все же будет их ждать. Она говорила что-то о могиле бабушки, а все понимали, что никогда и никто из них больше не увидит ни Дуняшиной деревни, ни ее самой. Все встало на свои места. Жизнь подвела итог причудам и сумасшествию. Но отчего-то не было у Маришки радости за Дуняшу. Была боль, щемящая и саднящая боль от того, что что-то когда-то было сделано не правильно и не так. А вдруг из Дуняши действительно получился бы великий писатель? Вдруг это было то, для чего она родилась на свет? И Маришка подумала, что надо разыскать ту книжку, которую ей когда-то прислала тетушка и прочитать ее заново. Кто знает, может время что-то подкорректировало в ней самой и она увидит в ней то, что не смогла увидеть тогда. Дуняша грустно помахала им в последний раз из окна, и поезд увез ее обратно в ее собственную жизнь, такую чуждую и далекую и этому городу со всей его столичной суетой, и родственникам, живущим этой суетой, купающимся в ней, и стране, которая жила в ее сердце, словно несбыточная мечта, с самой первой встречи.

В машине ехали молча. Маришке казалось, что каждый чувствовал то же, что и она — эту щемящую и саднящую боль, своего рода стыд перед доброй и милой, но неразумной Дуняшей, обреченной на унылое и убогое существование в забытой богом деревне.

А через два дня Маришке позвонила Светка.

— Скорей включай телевизор! Там Саре вручают Букера!

Включив телевизор, Маришка долго и тупо смотрела на экран. Она не верила своим глазам. На сцене огромного зала стояла... Дуняша! Она улыбалась и принимала букеты цветов, которые уже лежали ворохом у ее ног. Зал тонул в аплодисментах, а диктор говорил что-то о необыкновенном таланте и заслугах автора перед отечественной литературой.

© Елена Челнокова