Книга Елены Челноковой «Странноприимный дом»

История двадцать девятая

Рысь

Всё так же, за строчкой строчка,
Я меряю жизни просторы:
Ухабы, холмы и кочки,
Надежды и наговоры.
Простор, клеветой залитый
И веры давно забытой,
Затопленный кровью, слезами,
Вбираю в себя глазами...
О, как же бесчеловечно —
Не думать сейчас о вечном!

Гости мои, странники, в основном народ путешествующий. Ходят они по белу свету в поисках того, что каждый из них считает для себя нужным, без чего не сидится им на одном месте, не живётся спокойно. Но бывает, захаживают ко мне и такие люди, кто оставил свои дома ненадолго ради дела или забавы. Не подходят они по своему внутреннему устройству под определение «странные», хотя некоторые из них вполне могли бы ими стать, и становятся, волею руки, определяющей жизненный поиск каждого человека.
Есть у нас в округе лес и озеро, речушка небольшая Верка, да болотце. Такое сочетание природных разносолов привлекает в наши места охотников за рыбкой, птицей и зверем мелким. Правда, в иные года больше водилось дичи всякой, — чище были и воздух, и водица в речушке да озерце. Сейчас меньше всего стало. Поубавилось и охотников. Но бывает, что и забредёт какой на огонёк усталый и с пустыми руками.
Вот однажды в один из осенних вечеров и зашёл в гости ко мне охотник. Из разговора выяснилось, что выбрался он из дома пострелять уток. Две ночи сидел в камышах, караулил, да так ничего и не высидел. До дома дорога дальняя, а передохнуть и набраться сил всегда можно в Странноприимном Доме.
Всем известны охотничьи байки. Правду в них если сыщешь, то будешь век счастливым, до самой смерти. Не было веры и у меня, когда рассказывал мне охотник про подвиги свои в мужской забаве. Но вот одна история так запала мне в душу, так врезалась в память, что не могу я не рассказать её и вам. История эта случилась давно, но до сих пор передаётся из уст в уста среди охотного люда и многим из них не даёт спокойно спать по ночам. Других отправляет она каждый охотничий сезон в лес с ружьём и котомкой за спиной. А третьи посмеиваются над первыми и вторыми, покуривают на завалинке и дома сидят — знают, о чём эта быль-небылица, да помалкивают.

Жил когда-то в наших краях охотник Михей. Знатный был охотник, стрелок отменный, зоркий глаз! Удача словно бы служила у него оруженосцем, не отходила она от Михея ни на шаг. И всегда он был с добычей, всегда ему везло, когда бы ни вздумал Михей отправиться в лес на промысел. Утки, гуси, зайцы, лисы, белки и кабаны словно бы сами шли к нему в руки.
Завидовали ему другие охотники, напрашивались в товарищи. Да только Михей никого не привечал. Жил бобылём-нелюдимом на опушке леса, словно леший какой. А в деревню и городок наведывался, чтобы обменять шкурки на крупу, соль и охотничье снаряжение. Иногда приносил излишки на продажу, но всегда — очень немного.
Шли годы. Михей старел. И вот однажды пришёл он как всегда в городок, чтобы обменять добычу, да пополнить запасы, и остановился, как водится, у одного своего давнего знакомого переночевать. А тот возьми, да и спроси Михея о том, о чём всегда боялся: «Что это ты, Михей, всё один, да один по свету горе мыкаешь? Небось, годы уж не те. Пора бы хоть мальчонку какого в обучение взять, если уж жениться тебе в эти годы не пристало». Долго молчал Михей в ответ на это, а когда заговорил, то знакомый его уж и забыл, о чём спрашивал.
— Я бы рад, да Рысь не даёт, — отвечал Михей спустя добрых полчаса на вопрос знакомого, — совсем от рук отбилась, окаянная! По молодости, когда её встретил да соблазнился, всё ничего было. А сейчас, прав ты, тяжко уже мне одному без человеческой речи да ласки. И рад бы сделать, как ты советуешь, да только Рысь не простит, не даст житья ни мне, ни парнишке. Уж как-нибудь дотяну до могилы, авось недолго уже осталось, чую, — с этими словами достал Михей кисет, скрутил «козью ножку» и, чиркнув спичкой, затянулся крепким табачным дымом.
Знакомый опешил от эдаких речей. В первый раз услышал он от Михея слово такое откровенное, а уж о Рыси и говорить нечего. Что это за Рысь такая, что не даёт человеку жить, как ему хочется? Да и не водятся в наших краях рыси! Но спрашивать об этом он у Михея не решился, начал хлопотать по хозяйству. Но Рысь из головы не идёт — хоть убей! А Михей докурил самокрутку, свернул ещё одну и снова заговорил.
— К охоте страсть у меня родовая, наследственная. И дед мой, и прадед били белку и лису, кабана и волка, тем и жили. Кормили семьи, учили детей читать следы и стрелять метко. Отец мой был тоже охотник знатный. От него и получил я в наследство те знания, что имею теперь. Рассказывал он мне и про Рысь, предостерегал, а я не послушался, глупый, связался. Ну, да выхода у меня иного не было... Теперь вот живу бобылём, и кончится, видно, Михеев охотничий род вместе со мной. Всё, что знаю — в могилу унесу, — Михей вздохнул и замолчал надолго. Снова заговорил только после ужина, когда знакомый его, не выдержав, решился-таки спросить старика о Рыси.
— Рысь... Бывают дни, когда кляну её, окаянную. А бывают, что и радуюсь, что довелось мне с ней повстречаться. Иные люди всю жизнь проживут, а такого чуда не встретят. Вот и выходит, что я вроде как счастливый человек, если она попалась мне на пути и дружбу со мной водит. Иногда мне больше ничего и не надо, как шастать с ней по лесу — полжизни моей так и прошло. А иногда затоскует сердце по человеческому общению так, что хоть волком вой. Она, правда, и тут утешение мне находит. Выманит меня из дому, и ну, резвиться, скакать. Сам не замечаю, как я уже вновь в лесу с ружьишком и сумкой своей охотничьей. И столько всего она мне за время нашей с ней дружбы открыла, столько показала в лесу, что для меня теперь каждый раз он тайной становится, и хочется снова и снова раскрыть, разгадать секрет его жизни. Так и забываю я про себя. А когда вспоминаю, то кажется, что и слова уже никогда вымолвить не смогу. Вот такая она, Рысь моя! С виду вроде как зверь обыкновенный, а в глаза посмотришь — нет, и не зверь вовсе. Не поверишь, говорит она со мной! Не так, как мы разговариваем, как-то иначе, но говорит. И плакать умеет, и смеяться. Один раз довелось мне испытать, что такое её гнев. Это было года через три после того, как мы с ней встретились. Э!.. А я ведь и не рассказывал тебе об этом. Ну, слушай.
Было мне тогда без малого двадцать годков. Отец мой к тому сроку умер, мать тоже. Жил я в своей избушке один. Тосковал по началу сильно, но охота меня спасала, отвлекала от дум безрадостных. Да только не везло мне так, как отцу моему — рано он умер, видно, не все секреты передать мне успел. И вот однажды забрёл я далеко в лес, умаялся, присел отдохнуть, да задремал под деревом. Проснулся от того, что кто-то облизывал меня шершавым языком и мягко тёрся о щёки. Открыл глаза и вижу — рысь. Огромная, серая с подпалинами кошка смотрит на меня жёлто-зелёными глазами и облизывается. Мне бы испугаться, а страха нет. Такая красота передо мной сидит и смотрит, как будто смеётся. Вдруг слышу, говорит она мне: «Опасно, Михей, спать в глухом лесу. Не подоспей я вовремя, спал бы ты сейчас мёртвым сном», — и голову поворачивает, смотрит чуть поодаль. Я проследил взглядом её взгляд и чуть не обмер от ужаса. В нескольких шагах от меня лежала растерзанная змея, желтоголовая гадюка, самая страшная из всех, обитающих в нашей местности гадов. А Рысь посмотрела на меня и снова говорит: «Ты теперь, Михей, мой должник. Но мне много не надо, стань моим другом. Я научу тебя видеть лес моими глазами, охотиться, как тебе и не снилось. Без добычи ты никогда не останешься. Лучше охотника не будет во всей округе. Но ты с этих пор будешь только мой. Ни один человек не поселится с тобой рядом. А если поселится, то знай, несдобровать ему в тот же час». И не показались мне тогда чудными ни разговор с Рысью, ни то, что она мне «говорила». Принял я всё как есть и пожалел об этом только тогда, когда привёл в дом молодую жену.
Помнишь, тогда говорили, что загрызли её волки на следующий день после свадьбы? Так вот это была Рысь. Как сказала, так и сделала, окаянная! Долго я потом в лес не ходил, а она мне дичь приносила — кормила, вишь ты! — и разговаривала. Оправился я, опять же, благодаря Рыси. Приволокла она мне в дом медвежонка подстреленного. И так жалко мне его сделалось, что забыл я своё горе, стал выхаживать его и снова в лес выбираться. Мишка этот как вырос, так в лес подался. А мы с Рысью дальше жить стали, охотиться, да лесные тайны разгадывать. И верно, без добычи я никогда домой не возвращался и без крошки хлеба с тех пор не сидел. Вот оно как.... А ты говоришь — ученик. И рад бы, да Рысь не даст, — закончил Михей свой рассказ и уж больше не проронил ни слова.
На следующий день отправился старик к себе в сторожку, а через месяц нашли его там охотники, промышлявшие в тех местах, холодным. И странно так нашли. Говорят, будто шли они за рысью, диковинкой в наших краях, а вышли к домику Михея-охотника, где обнаружили его мёртвым и предали земле. А история эта про Рысь связалась в узелок и пошла обрастать подробностями в охотничьих кругах. Многие с той поры за Рысью этой ходят, многие, говорят, её видели, а разговаривать, чтобы с кем, о том пока никто не рассказывал.

Вот такую историю поведал мне захожий охотник. Сам он в неё не верит. Да только показалось мне, что всё это — слова, и потому пустой он возвращался домой, что целью его охоты были не утки, которых он так и не высидел в камышах, а именно эта чудесная Рысь.
Но я не сужу его за неискренность. Верить в чудеса в наше время не принято, уж мне ли не знать об этом!

Содержание   Дальше

Плеер с историями:

Получить код