Книга Елены Челноковой «Странноприимный дом»

История тридцать шестая

Мера Вины

Стразы, алмазы –
Слёзы. Два глаза –
Два изумруда.
Плакать не буду!
Анды, Тибет драгоценных камней
Выплакано по дороге моей.

Название истории есть. Есть и сама история, скрытая в названии. И трудно представить себе, что эти два слова вмещают в себя судьбу, жизнь, смысл и того, и другого – их Меру. Так уж устроено наше сознание, что всё-то ему нужно измерить и определить. Жизнь мы измеряем временем, судьбу – свершениями, их качеством и полнотой. И вот опять слова, несущие  в себе так много и… ничего, если это просто буквы, отдельности, не объединённые смыслом.
Качество и полнота, хорошее и плохое, удовлетворительное и не очень, полное и пустое. И как бывает трудно в Полной Мере постичь их смысл! Как часто мы бросаем слова на ветер, не подозревая того, что они уже начали свою жизнь, свою судьбу! Когда же они возвращаются к нам по закону бумеранга, неся с собой и жизнь, и судьбу, мы спрашиваем: «Откуда? За что? Почему?» А ведь это мы сами когда-то выпустили слова на ветер, дали им жизнь, не думая о последствиях.
Осознание ответственности приходит позже, если приходит вообще. Но и в том, и в другом случае мы начинаем винить себя за сказанное или кого-то за содеянное, зачастую не зная Меры Вины, ища её и устанавливая по своему усмотрению.

Седой сгорбленный старик поставил дрожащими руками на стол чашу из тёмного дерева.
– Надо быть очень осторожным, чтобы ни одна капля не пролилась! Половину своей жизни я потратил на то, чтобы заполнить её. И теперь мне нужно вернуть Меру туда, где мне её дали. Но если хоть одна капля прольётся, то мне придётся всё начинать сначала, – сказал Странник, со вздохом усаживаясь в придвинутое мною кресло.
– Вся жизнь моя – странствие, – продолжил говорить гость, согревая руки о бокал с горячим чаем, – сначала я странствовал в поисках счастья, а нашёл лишь горе и нужду, которые причинил самому себе и людям, которые меня любили. Затем я отправился на поиски Меры Вины, чтобы искупить то, что совершил. Теперь я иду вернуть Меру Вины туда, где взял. И, видно, после этого уже придёт конец моим странствиям. Силы мои на исходе, жизнь подходит к концу. Одно заботит меня – успеть бы вернуть Меру Вины, а там и помирать легко будет.

Деревянная чаша, стоявшая перед Странником на столе, была необычной по форме, похожей на фужер, на ножке которого были вырезаны углубления для пальцев, видимо, чтобы удобнее было держать, а может быть, просто стёрлись от времени. Но даже необычность формы никак не объясняла её назначение. Что это за Мера Вины такая? И почему она такая маленькая, если, по словам старца, содержит она искупление того, что содеял он  за свою жизнь? Чем наполнена Мера? И чем вообще её надо наполнить, чтобы…
Ну, да послушаем Странника дальше.

– Наполнена эта чаша слезами, – спокойно продолжал старик рассказ, отхлёбывая мелкими глотками чай из бокала, – моими слезами и пониманием сердечным. Кажется – просто. А на то, чтобы наполнить Меру Вины, мне понадобилась половина жизни! Когда я нашёл её, то подумал, что просто мне будет с этим справиться. Оказалось, что нет. Мера Вины у каждого человека своя. Нет, и не может быть двух одинаковых сосудов. Моя Мера мала ещё по сравнению с теми, какие мне довелось увидеть у Виночерпия. Чем дольше живёт человек без Меры, тем больше она становится! Но каждый получит её в тот или иной срок, какая бы она ни была. Я вижу, что не приходилось Вам слышать ни о Виночерпии, ни о Мере Вины до сих пор. Так слушайте.
Виночерпий этот вроде как человек обликом, но, в то же время и не человек вовсе. Чуждо ему многое из того, что свойственно нам, людям, если не сказать – всё. Сколько он живёт на земле, он и сам уже не помнит. Да и некогда ему ни помнить, ни думать. Занят он день и ночь напролёт тем, что раздаёт пустые Меры Вины и принимает полные. Кто и когда поставил его на эту работу  неизвестно, и откуда взялось его прозвище неведомо. Где искать и как найти то место, где Виночерпий вот уже много веков, а то и тысячелетий делает своё дело, не знаю ни я, ни кто другой, кто там побывал. Знаю только, что сам я пришёл туда по следам Вины. Как начал мучиться и задумываться над нею, так она меня к Виночерпию и вывела. А он отыскал вот эту, мою, чашу среди других, отдал мне и сказал, чем наполнить Меру и как. Дальше была уже моя забота, – старик допил чай и поставил бокал на стол рядом с Мерой Вины, дотронулся до неё и, погладив тёмную поверхность дерева, продолжил.
 – Слёзы и понимание в ней особые, сердечные. Не просто слёзы от жалости к самому себе, а от раскаяния и сожаления. Не просто понимание того, что ты виноват, а такое понимание, которое выворачивает душу наизнанку и заставляет проливать те самые слёзы раскаяния и сожаления. Я почему сказал о слезах от жалости к самому себе. Да потому что пришлось мне проверить на себе все слезинки до одной. Те, что были от жалости к самому себе, проливались в землю, а не в чашу. И простое признание вины, хотя и это, поверьте, очень непросто, не наполняло её ни на каплю. А как зайдётся сердце оттого, что не можешь изменить содеянное, как поймёшь, что горее скота живёшь на свете, как польются из глаз слёзы, которым удержу нет, так, глядишь, и Мера полнее, и не душе легче становится.
Полжизни я вот так себя испытывал. Теперь иду обратно по тем же следам, но уже с полной чашей. И путь этот легче мне кажется, чем тогда, когда я был молод и силён. Иду с полной чашей, и остерегаться приходится, а всё равно легче. А умирать мне совсем не боязно, наоборот, даже радостно как-то от мысли о том, что жизнь моя к концу подходит. Чудно! Вот только Меру обязательно надо Виночерпию вернуть. Знаю, что  выльет он Вину мою в одну огромную общую чашу. Чья уж эта Мера Вины, не ведаю. Может, Виночерпия и есть. Как наполнит её, так и освободится от работы своей. Может, и так, а может, и нет. Вот дойду, спрошу его обязательно, – закончил свой рассказ Странник, попрощался, взял свою Меру Вины и отправился в путь.

Поступь его была осторожной, но лёгкой, словно бы шёл старец по воздуху, совсем не касаясь земли. И не было у меня сомнения в том, что какая бы Вина не лежала когда-то у Странника на плечах, вся она, в Полной Мере, была теперь в его руках, в деревянной чаше, наполненной пониманием и слезами. А где-то там, куда он шёл, есть, вероятно, и моя чаша…
Если, конечно, всё это не выдумки.

Содержание   Дальше

Плеер с историями:

Получить код